Известно, что исторические события иногда тяжело разглядеть с близкого расстояния. Очевидцы и современники Семилетней войны или, допустим, деколонизации Африканского континента, конечно, осознавали, что происходит нечто из ряда вон выходящее, но вряд ли могли представить и предположить, насколько эпохальный момент переживают. Бывают события, явления и феномены, которые иначе как вехой не назовешь — вехой в истории науки, политики, техники, экономики. NFT — как раз такая веха. Веха в длинной и прихотливой истории идиотизма.
NFT были во всех новостях, о них рассказывали по телевидению, собственные NFT выпускали бренды и знаменитости, и было ясно, что если собственную коллекцию криптокартинок еще не создал ларек с шаурмой через дорогу, то это, конечно, только потому, что релиз решили придержать на пару недель ради хайпа. NFT были везде.
С другой стороны, прошло всего 3 года, и NFT исчезли без следа — из новостей, из бесед темщиков в кальянных (теперь там фигурирует какой-то «P2P арбитраж»), из биржевых сводок — как будто их и не было.
По прошествии достаточного времени наконец-то можно говорить об NFT простыми словами. Больше не мешает сияющий ореол хайпа, и видно, что NFT — это, в сущности, очень простая штука. Вы идете (уже нет, но 3 года назад вас наверняка посещала такая мысль) на специальную биржу, где вам за криптовалюту довольно дорого продают картинку и вы владеете ей при помощи магии блокчейна и умных контрактов. Это уникальная картинка из ограниченного набора уникальных картинок, такой больше нет ни у кого. Что, по идее, очень хорошо — все уникальное стоит денег. Важный момент: это просто картинка. То есть это не авторские права на изображение, например. Не талончик на получение осязаемого произведения искусства, которое потом можно повесить на стену.
Приобретя официальным образом у Лувра NFT с «Моной Лизой», покупатель не получал права вынести картину из музея и повесить ее у себя в гостиной. NFT — это просто картинка. Вы в буквальном смысле покупали jpg-файл. Уникальный. Что совершенно не мешало другому человеку сделать с картинки скриншот, а потом создать с ней свой собственный jpg-файл — абсолютно бесплатно. Что многие и делали, вызывая у покупателей фрустрацию и приступы праведного гнева.
Что можно было сделать с этой картинкой? Ну, показывать. Или продать. Больше ничего. И вот это было уже очень плохо — потому что бесполезное обычно денег не стоит. Где-то между этими полюсами (обладание, фрустрация, бесполезность) и болталась миллиардная индустрия NFT. Больше в ней, собственно, ничего и не было. Что, как ни поверни, гомерически смешно.
NFT как явление появились еще в 2011-м; в 2017-м начали продаваться первые популярные коллекции картинок («криптокоты», «криптопанки»). Но настоящий прорыв случился позже. В 2021-м двое друзей, Грег «Гаргамель» Солано и Уайли «Гордон Гонер» Аронов, белые 30-летние мужчины со склонностью к литературе (они познакомились на курсах писательского мастерства и сошлись на любви к творчеству Дэвида Фостера Уоллеса), решили сделать свои собственные NFT. Поскольку уровень технической грамотности у них был нулевой, они пригласили в проект еще двоих — известных под никнеймами No Sass («Не язви») и «Император Томатного Кетчупа». Все это было вполне в духе криптоиндустрии — страны шальных денег и относительно молодых людей гиковско-хипстерской экзистенциальной ориентации. Так был основан проект Bored Ape Yacht Club, для NFT-индустрии судьбоносный.
Формула проекта была очень простая: жесткий лимит (всего 10 тыс. уникальных обезьян), хороший иллюстратор и литературно-социальная сторона. У проекта была легенда: «В будущем все баснословно разбогатели на крипте, и теперь «обезьяны» (так на сленге криптобро называется инвестор, который не глядя вкладывается в модные новые токены по чужому примеру, «обезьянничает») скучают и собираются в своем виртуальном яхт-клубе. Покупатели обезьян получали доступ в закрытые чаты и на закрытые вечеринки — то есть кроме стиля продавался еще нетворкинг.
Тут надо понимать, какие были времена, — криптовалюта росла ежесекундно, и многим казалось, что очень скоро работать будет необязательно, — люди продавали квартиры и вкладывались в Etherium. На этом фоне Bored Ape и выстрелил — это был не просто спекулятивный инструмент, а спекулятивный инструмент, которым можно было хвастаться.
Миллионные NFT были у всех — у Мадонны, ЛеБрона Джеймса, Тони Хока. Эминем и Снуп Дог дали в образе своих обезьян концерт в метавселенной (кстати, еще один пузырь, о котором теперь не вспоминают). Пэрис Хилтон и Конан О’Брайен обсуждали свои NFT в прямом эфире Late Night Show. Это смотрелось так вымученно, что было сразу ясно — обоим занесли за рекламу. Как сейчас понятно, так оно и было, — большая часть селебов, конечно, получили карточки в подарок в обмен на рекламу, и здесь хорошо видна бизнес-модель Bored Ape и вообще NFT-бизнеса — старая как мир.
2021-й стал годом NFT. Хайп достиг высот, которые ранее считались невозможными. Цифровой художник Beeple продал NFT своей работы на аукционе Christie’s за $69 млн, и еще одну — за $28 млн. Картинка художника Pak в поддержку Джулиана Ассанжа ушла за $52 млн. Криптопанк 5822, пиксельный портрет 16х16 точек, ушел за $23 млн, еще десяток — по $10 млн. Джек Дорси продал за $2,9 млн NFT первого твита.
Рынок NFT оценивался на пике в $30 млрд. Бренды от Nivea до Samsung бросились делать свои собственные коллекции, обычные люди от них не отставали — за несколько месяцев появилось около 7 тыс. наборов на любую тему. Казалось, что будущее наступает на глазах, а голоса скептиков («Аватар с обезьяной за миллион баксов? Серьезно?») терялись в восторженном хоре медиа и фанатов — считалось, что скептики просто отставшие от жизни деды и ничего не понимают.
Криптомиллионеры — часто люди удивительно наивные. Это логично — по большей части это не биржевые акулы и даже не бизнес-кабаны, а молодые технари, чья детская вера в новые технологии внезапно принесла им шальное богатство и была таким образом укреплена и оправдана.
Криптовалюта упала в цене, вслед за ней и NFT. Насколько сильно? Ну, большая часть из NFT теперь не стоит ничего — вообще ничего. Некоторым повезло больше. Криптопанк за $92 млн? $160 тыс. (это сторонняя оценка, а не цена продажи, покупателей на него в настоящий момент нет). Картина цифрового художника за $69 млн? $40 тыс. (ровно та же история). Обезьяна Эминема, купленная за $500 тыс.? Подешевела до $30 тыс. Обезьяна Мадонны примерно за такую же сумму? Обезьяна Джастина Бибера, приобретенная за $1,3 млн? Потеряла 95% стоимости. И так далее.
Вся эта история схлопнулась меньше чем за 12 месяцев, оставив про себя только глубокое чувство недоумения. У криптооптимистов — потому что будущее, которое, как казалось, вот-вот наступит, лопнуло, как мыльный пузырь. У скептиков — потому что было не очень понятно, почему на осознание простого факта — что нарисованная обезьяна в глобальной сети Интернет не может стоить миллион, — у прогрессивного человечества ушел целый год.
Как это получилось? Вероятно, удачно совпало время. Пик NFT пришелся на ковид. Bored Ape, как понятно, переводится как «скучающая обезьяна». Название удивительно удачное.
NFT — это просто финансовая пирамида. И, как и любая другая финансовая пирамида, для тех, кто успел соскочить на пике, — это шальные деньги. Для организаторов всей затеи, кто бы они ни были, — бешено прибыльный бизнес и по совместительству лучшая шутка в их жизни. Для тех, кто на пике соскочить не успел, — урок. Как и билет МММ, цифровая картинка за миллион — орден; орден патентованного идиота. Если держать это в уме, история приобретает даже некоторую стройность. В конце концов, что еще могли изобрести скучающие обезьяны в яхт-клубе скучающих обезьян в разгар Кали-юги? «Навеет человечеству сон золотой». И нормально на этом наварится.